Кукольные театры всего мира

Какое Рождество обходилось раньше без батлейки?! Кукольный театр известен в Беларуси приблизительно с ХVI столетия. Однако сегодня мало осталось и батлеек, и самих батлеечников..

Какое Рождество обходилось раньше без батлейки?! Кукольный театр известен в Беларуси приблизительно с ХVI столетия. Однако сегодня мало осталось и батлеек, и самих батлеечников... Иван Кирчук более известен как лидер группы Ethno Trio Troitsa. Но увлечен он не только собирательством фольклора — у него есть собственный музей инструментов и своя батлейка. Правда, так уж сложились обстоятельства: ныне Ивановы и музей, и батлейка находятся в Голландии. Это уже непреложный факт: белорусское в большей мере интересует иностранцев, нежели самих белорусов. Случайно ли почти треть года Кирчук проводит в загранпоездках, выступая и в составе группы Ethno Trio Troitsa, и с батлейкой? Например, три последних года подряд Иван Иванович, единственный из белорусских музыкантов, давал концерты в Боснии и Герцеговине. О «гастролях» повествует его дневник. Об этом же рассказал корреспонденту «БДГ» сам Иван КИРЧУК.

— Сбором материалов о батлейке я занимался давно. Причем у меня была интересная творческая команда. Правда, один из художников — Василий Васильевич Тишков — уже находится в мире ином. Поначалу мы сделали большую батлейку — более трех метров в длину, и куклы ростом в восемьдесят сантиметров. Причем куклы были пошиты очень хорошо. Лица сделаны из дерева. А персонажи самые разные: Царь, Царица, Черт, Смерть, Сатана, воины, естественно, Христос, Дева Мария и другие. Правда, показывали мы батлейку редко, поскольку она была стационарной. По причине больших размеров ее нельзя было вывезти. В начале 90-х нас впервые пригласили «за границу» — в Сочи, но лишь с куклами. Это было благотворительное мероприятие: собирали средства на строительство Храма Христа Спасителя. И вновь — затишье.

Спустя некоторое время я задумал сделать батлейку именно такой, какой она была в древности: в форме церкви, с крестами и куполами, с колокольчиками. Смотрелась она, конечно, шикарно, поскольку вырезал ее народный мастер Анатолий Муравейко. Познакомился я с ним совершенно случайно. Однажды мне рассказали про некоего «уникального резчика», однако отнесся я к рассказам о нем весьма скептически. «Разве можно чем-то еще удивить меня?» — примерно так подумал я тогда. Но оказавшись у него дома, просто обалдел: резной подоконник, даже резной чайный столик! «Кукол я не сделаю, — сказал Анатолий. — А ящик для батлейки рисуй!» Я и нарисовал три яруса: небо, земля и ад. Работа продолжалась больше года. В 94-м я, наконец, увидел свою батлейку.

Кукол вырезал молодечненский мастер, причем предварительно попросил привезти ему книги по фольклору, чтобы там «подсмотреть» народные характеры. Верующий, этот мастер не хотел афишировать свое имя и отказался вырезать кукол черта, смерти и сатаны. Мне пришлось самому их делать. Лица раскрашивал художник Лявон Соколов. А костюмы шили студенты училища искусств. Но параллельно с кукольным театром существовала и другая батлейка: люди переодевались в того же царя Ирода, в черта и разыгрывали аналогичную драму. Поэтому я и заказал в драмтеатре имени Горького комплект «живой» батлейки — восемь масок: черт, смерть, ангел, цыган, цыганка, царь, царица, солдат. Их делал Иван Витько, бутафор этого театра. Еще заказал бутафорскую козу («Дзе каза нагою, там жыто капою», «Дзе каза бывае, там шчасце бывае») и медвежью голову (в Сморгони существовала настоящая Академия, где обучали живых медведей!). Это был серьезный проект, который в принципе оправдал мои надежды. Дело в том, что я хотел устроить представление, будто на колядование на какой-нибудь богатый двор пришел батлеечник с куклами. И в это же время зашли люди в масках, после чего начался импровизированный разговор масок с куклами. Ведь колядные группы в Беларуси нередко объединялись, в особенности на Полесье. Так, бабки рассказывали, что когда колядники проходили через деревни, чего только им ни давали: пироги, колбасы, «гарэлку», сало. В результате уезжала полная подвода — так щедро одаривали колядников. Причем люди даже обижались, если те не заходили!

Уже сделав батлейку, в Национальном центре творчества детей и молодежи вместе с театром фольклора «Дзiва», в котором играли детки в возрасте от 4-х до 14-ти лет, я подготовил несколько программ. В 97-м пришел работать на кафедру этнологии и фольклористики в теперь уже Государственный педагогический университет имени Максима Танка. Правда, никаких званий у меня нет. А по должности я — старший преподаватель. Хотя любопытно, что конверты писем, приходящие из-за границы, подписаны: «доктору (или профессору) Кирчуку». Там не могут себе представить, чтобы у человека, имеющего собственный этнографический музей, кукольный театр и музей инструментов, нет научной степени! Хотя я и учился в аспирантуре, но не защищался, потому как, честно говоря, особо и времени не было. Я собирал и привозил фольклорные материалы, а профессор, изучая их и черкая, говорил: «Не под тем углом рассматриваешь!» Как ученый я, наверное, не то видел. А как практик, готовил программы для радио и телевидения. Но в какой-то момент мне это надоело...

Из дневника

08.07.1998 г. Сараево. По краям дорог — желтые ленты с надписью «MINE!». Рядом ходят спокойные люди. Простреленные насквозь «высотки». Рядом с дырой в окне — занавески. Жизнь продолжается. Жуть... На концерте в огромном зале было человек пятьдесят. Грустно. Не Европа. Кто нас знает?..

09.07.1998 г. Дороги в горах испещрены военными картинками. Мостар — город, разделенный рекой и войной. Тут проходили самые жестокие бои. Когда-то берега соединял каменный мост — ему было 400 лет. Взорвали. До сих пор по берегам реки осталась вражда... К этому не привыкнешь никогда. Тем более, что пять дней назад мы выступали на фестивале в Словении на Адриатическом море. И после тех «пляжных» красок — это?.. Будто попали в другое время.

В 1999 г. голландцы забрали мой музей: рушники, постилки, соломенные короба, глиняные и железные изделия, одежду, много литературы. Остался только один сундук... Теперь батлейка и музей хранятся у коллекционера по прозвищу Шеф. У него самого 25 тысяч музыкальных носителей: винил и CD! Нам дали двухъярусный ангар, в котором мы сделали две сцены — для «Троицы» и для кукольного театра. И в течение десяти дней давали по три представления ежедневно! И все это время пустых мест просто не было. В том же году поехали в тур по Балканам: были в Боснии и Герцеговине, Хорватии, выступали в Венгрии. А на Рождество нас пригласила Германия, где мы выступали в детских домах, церквах и клубах, школах. Уже оттуда поехали в Голландию, на Фестиваль кукольных театров. Причем были единственной командой, соединившей в программе песни и батлейку...

Драма «Царь Ирод» детям не очень интересна. (Основа спектакля — сценки, выстроенные на библейских сюжетах; одна из наиболее популярных драм повествует о том, как царь Ирод, опасаясь за свой трон и разыскивая Христа, убивал младенцев; этот батлеечный спектакль некогда и показывали на Рождество; тексты для батлейки можно найти в фольклорном сборнике Академии наук, причем сохранились записи даже 1820 года!) Дело в том, что эту драму сложно понять — там занято около 15 кукол. Да и диалоги, происходящие между куклами, детям не очень интересны. Зато всегда вызывают неподдельный интерес бытовые сценки с участием, скажем, еврея и еврейки, цыгана и цыганки, казака и знахарки. Причем за всех говорю я один... Поначалу, когда у меня еще был коллектив, мне хотелось, чтобы каждый работал с куклой и непременно произносил какую-то фразу. Работая уже в училище, я решил сделать батлейку для одного себя. Батлеечник ведь традиционно работал один. Хорошо, если с ним был музыкант, игравший на дуде, скрипке или дудке. А на интонациях — мне ведь приходится озвучивать всех без исключения кукол! — уже видна реакция детей. Когда же в конце сценки дед Антон и баба Антониха поют припевки, и вдруг из-за батлейки выходит коза, с детьми даже может случиться истерика. Поскольку только что они видели козу маленькой, а теперь она вдруг большая и будто бы живая! Поэтому мы всегда через переводчика предупреждаем родителей...

В прошлом году мы вновь выступали с кукольным театром в Голландии, на берегу Северного моря. Там проходил фестиваль уличных театров. Всего же за те пять гастрольных туров, которые проехал новый состав «Троицы», мы четыре раза проехали вместе с кукольным театром и один раз работали с музеем. Люди за рубежом любопытны: они много фотографируют, постоянно задают интересные вопросы, причем не бредовые, вроде: «а что вы зарабатываете? ваши планы?» Например, после исполнения некоторых песен они интересовались: «А почему в ваших песенных традициях приняты длинные ноты?» И мы объясняли: песни исполнялись на природе — так эхо с озера летело. Помню одну женщину, которая никогда ничего подобного не видела. И то, что мы показали, стало для нее настоящим откровением. Может быть, стоит работать ради одного такого случая? Ради одного человека?..

Из дневника 05.03.1999 г. В Сараево мне выделили отдельную комнату. В ней мешки, сумки, коробки с батлейкой, куклами и инструментами. Мое! 10.00. Школа. 14.00. Школа. 20.00. Dom Mladih. Сегодня хорошо. Уверенно работал с куклами. Конечно же, у детей интерес к маскам, у взрослых — к инструментам. Вечером в кафе «Tera» открыл арт-галерею: пел и играл тридцать минут. И где? Кругом разбитые мечети, разрушенные церкви и кладбища. Будто после общего людского временного — пару-тройку лет — помешательства. И тут звучали белорусские дудки, жалейки, плакала лира... Перед сном в глазах — все, что видел за день. Уснуть было трудно.

Правда, после последней поездки отошел лишь месяца через два. Потому что сложно. Это же мусульманская земля. И ситуации возникают непростые. Допустим, однажды я выставил свой театр в городе Мостар. Собралось детей пятьсот. И только я открыл батлейку с крестами, как тут же прозвенел звонок, и директор всех разогнал. Позже я узнал, что у креста расстреляли всю семью директора. Сам он сказал: «Я ничего не имею против вашей культуры, но...» После этой истории я попросил переводчика указать в программке, где можно использовать символы христианства, а где мне пришлось все заклеить открытками... Правда, выступать одному очень сложно. Поэтому на последних фестивалях мне помогал один из участников нашего коллектива, Юра Дмитриев, — он танцевал в масках козы и медведя.

В Боснию теперь больше не хочется, потому что там можно увидеть совершенно жуткую картину. Но когда работаешь фестиваль, о войне не задумываешься. Хотя там очень много инвалидов: безруких и безногих. Или надо отыграть концерт для слепых детей. Как ты на это смотришь? Думаешь, легко разыгрывать представление с куклами для детей, которые ничего не видят? На первый ряд садятся те, кто различает силуэты... Это колесо начинает откручиваться уже дома. И понимание ужаса войны приходит лишь дома, в Беларуси, когда однажды включаешь телевизор. Мы же не привыкли... Поэтому и не хочется туда больше.

Из дневника 10.08.2000 г. По дороге — деревни, деревни, городки. Дервента — как Хатынь: заросшие, брошенные, разрушенные дома... Плодоносят сады. Кому?.. Порой невольно возникают глупые ассоциации с Чернобылем: песен и танцев больше не будет. А ведь были!.. Я не умею переживать войну, хотя в детстве насмотрелся фильмов на военную тему. Знаю, что через два-три месяца буду воспринимать этот Дом горя по-другому — когда случайно включу ТВ, когда открою фотоальбом. А пока... прости, Босния. Может, наш фольклор все-таки немного подлечил твои раны?..

— Иван Иванович, а в Минске о твоей батлейке сейчас кто-нибудь вспоминает?

— Только в университете.

Когда увез ее, начали приходить педагоги: «Ой, а когда вы будете батлейку показывать?» Но какой смысл привозить ее сюда? Она три года пролежала в углу. За границей она хоть кого-то интересует... Когда-то я хотел сделать свой клуб: чтобы все расставить, чтобы вещи продолжали жить. Однако... не сложилось.